Ф.Р.
— Айда в «Циник»! — в который уже раз Ден звал своих «теток» под конец рабочего дня.
Тетки — это мы, сотрудницы одного отдела, количеством от трех до пяти, в зависимости от загруженности работой, а также курящие или нет. Ибо призыв Дена вновь прозвучал во время перекура на лестничной площадке. Все дружно еще больше заулыбались и начали бурно комментировать и соглашаться. Впрочем, как всегда и практически на все, что говорит Ден.
Не знаю, в каждом ли коллективе есть вот такая вот душа компании, чаще всего мужского полу. Но в нашем отделе был Ден. Первый раз я увидела и услышала его в день, когда пришла на собеседование, устраиваться на работу в отдел. В ожидании, когда освободится начальница, сидела в офисе, где и трудились почти все потенциальные коллеги. В одном из отгороженных «отсеков» как раз шла негромкая беседа. Немолодая дама, только что вошедшая в пенсионный возраст, очень игриво и в то же время заинтересованно выслушивала и комментировала рассказ молодого человека. Я мельком взглянула в их сторону — парень с черными волосами, явно давно не видевшими расчески, с несколькодневной щетиной, в широком ручной вязки свитере, штанах с миллионом карманов и армейских бутсах, делился с дамой радостью по поводу рождения дочери, описывал ее вес, рост и все, что сопутствует подобным новостям. Я пропустила дальнейшие подробности радостного диалога, ибо сама была в некотором волнении от предстоящего собеседования на английском языке. И после него меня представили будущему коллективу, а коллектив — мне. Из чего я узнала, что это Ден, переводчик. То есть он не сидит полный рабочий день в офисе, а бывает на работе, когда приезжает наша иностранная начальница, и мы всем отделом проводим разнообразные мероприятия. Даму, которая почти по-родственному радовалась за Дена, звали Ольгой, а вторую коллегу, лет на 15 старше меня, Анной. Еще был молодой красавец Феликс, талантливый программист и гитарист, но он был вне досягаемости простых смертных коллег в силу своей незаменимости на работе и в силу щенячьей нездоровой влюбленности в него нашей ино-начальницы пенсионного возраста.
Ден также был в фаворитах у боссши, но просто потому, что в остроумии, обаянии, эрудированности ему не было равных. Кроме того, с нею он свободно изъяснялся не только на английском, но и на родном иврите. А это, как известно, весьма сближает и располагает.
Ден был любимцем всех женщин, от мала до велика. Ольга просто таяла при виде него и даже в разговорах о Дене. Они с Деном и его женой были в каких-то полуродственных отношениях, ходили друг к другу в гости, короче, были почти как семья. И потому она с удовольствием пыталась разделять его интересы, которые Ден открыто доводил до любой аудитории. Причем было ясно, что Ольгу все это совершенно не интересует, но для молодого любимца она и смотрела, и слушала, и обсуждала, и очень умело острила, по поводу всего, о чем бы он ни говорил.
А говорил он много и всегда. Поток мыслей и информации, снабженный огромным количеством прочитанных книг, просмотренных в интернете материалов, общением в ЖЖ, фильмов, культовых и мало известных такой темной аудитории, как я, невообразимые знания в современной музыке, роке, артхаусе и прочая, и прочая….Все это лилось из его уст неостановимым потоком, на всех трех языках и перемежалось только курением и постоянным протиранием собственного лица раскрытой ладонью. Как будто человек снимает с лица сон и одновременно серединой ладони чешет нос.
Анна в нашей компании была на отдельной ступени в силу рафинированной интеллигентности и отсутствия вредной привычки к курению, а значит, и довольно значительной выброшенностью за борт наших бесед на лестничной площадке. Тем не менее, специалист она была классный и очень добрый человек, потому была принята в нашу компашку Деном, а, значит, и довольно циничной и резкой Ольгой. А я туда примкнула просто в силу курения и потому, что Ден всех вовлекал в свой круг общения моментально, как в неминуемый водоворот.
В таком составе прошел целый год моей работы: под руководством истеричной и непредсказуемой иностранной начальницы и в компании Анны, ставшей моей подругой, Ольги и еще двух странноватых коллег, которые сидели в дальнем кабинете и нечасто присоединялись к нашим курилкам. Мы проводили довольно много мероприятий, на которые съезжались представители не только близких и далеких районов России и стран СНГ, но и Америки, Израиля. И женщины любых возрастов неизбежно подпадали под фонтан обаяния Дена, а те, которые помоложе и поэффектнее, — это было вообще смешно наблюдать…
Мы все дружили и весело проводили время как в течение рабочего дня (особенно, когда боссша уезжала к себе на историческую родину), так и по вечерам, но в офисе.
Ден все агитировал нас вместе пойти компашкой в «Циник» — культовое место в Питере. Бар «Циник», опорная «база» группы «Ленинград» и небезызвестного Шнура, Сергея Шнурова, находился прямо в соседнем доме с Мариинским дворцом, что было удивительно: такое злачное место, и рядом с питерской Думой!
Ден был завсегдатаем «Циника», ибо сам был коренным питерцем, а там собирались все «истинные питерцы» — от арт-богемы до маргиналов — любителей водки, наркоты, мата, группы «Ленинград» и мультиков. И все хотел нас привести туда, чтобы мы выпили там, заценили атмосферу истинного Питера и получили от всего сопутствующего полный кайф.
В конце концов, мы собрались-таки прогуляться пешком от улицы Пестеля до Исаакиевской площади и вышли дружной компанией из пяти человек. У меня смутно мелькнула мысль, что это довольно странная компания для такого места, и удивительно, что мы вместе шагнули в строну «Циника»: две странноватые дамы совершенно не тусовочного образа жизни, Ольга — молодящаяся пенсионерка, Анна — суперинтеллигентка, и я — просто по возрасту ближе всех находящаяся к Дену (я на 4 года старше), но по интересам также довольно от него далекая.
Как и следовало ожидать, проходя мимо дома Ольги, мы ее потеряли — она вспомнила, что некому погулять сегодня с ее любимой собачкой. Проходя мимо метро, мы потеряли и двух дам из дальнего кабинета. Чуть позже Анне позвонил муж и потребовал ее домой или еще куда-то. До «Циника» мы с Деном добрались вдвоем. И это, пожалуй, впервые, когда он был полностью предоставлен мне; просто в силу его магнетического умения притягивать к себе любых людей вокруг. Ведь мужчины тоже моментально становились его как минимум собеседниками и по максимуму практически неразлейоводадрузьями.
Мы спустились в подвал бара, уселись за один из срубленных столов на аналогично грубо срубленную скамью. Был вечер конца августа, но будний день, потому практически никого в баре не было. Пребывая в легендарном месте, которое интерьером абсолютно не привлекало моего внимания, я не могла не выпить. Ден взял нам водки и, пожалуй, самой вкусной квашеной капусты, которую я когда-либо ела в жизни. На длинной скамье я вытянула ноги и попыталась расслабиться, выпив первую стопку залпом. Ден проливал на меня море информации о «Цинике», о Шнуре, о симпатичной молоденькой официанте, которая оказалась конченой героинщицей, о том, с кем он тут встречается обычно, чем увлекаются в подвыпившем состоянии, и прочее. Я очень сильно пыталась расслабиться, но чувствовала себя весьма неуверенно и отнюдь не расслабленно. Хотя внешне это и не проявляла. Алкоголь хоть и дезориентировал мой вестибулярный и речевой аппарат, но как всегда, так и не смог отключить голову полностью.
Посидев часа полтора или два, мы собрались по домам, ибо уже было около одиннадцати вечера, нам обоим надо было успеть в метро. А до ближайшей «Гостинки» еще пилить и пилить на нетрезвых ногах. Мы прогулялись и пару станций проехали в метро вместе. Ден заручился моим словом, что мы повторим поход в «Циник» вечером в пятницу, когда там будет много народу знакомого и незнакомого, будет повеселее, и, соответственно, у меня будет шанс оценить сам дух «циничной» тусовки. Напоследок Ден меня тепло поцеловал в щечку и вышел из вагона. А я дальше ехала и думала — с чего бы это? Или он всех чмокает при расставании?
Назавтра Ольга с плохо скрываемым любопытством и завистью расспрашивала меня о проведенном вечере в «Цинике» и изо всех сил пыталась не делать пошлых намеков на нашу парочку. Но я также делала вид, что не понимаю ее потуг, и мы так и замяли эту тему в процессе протекания рабочего дня.
В пятницу к вечеру Ден появился в офисе, сделал, что ему было нужно, и забрал-таки меня на излюбленный маршрут, хотя я почти подсознательно и надеялась, что он мог забыть или отменить программу. Но свободный от семьи, отбывшей на отдых, он не забыл обо мне и тем более — о «Цинике».
Пришли мы в бар попозже, около девяти вечера, и там уже было довольно много народу, витал сизый дым, местами переходящий в смог, из динамиков, развешанных по углам, звучал кто-то в стиле Шнура (или сам Шнур?), и из уст сидящей маргинальной публики — мат-перемат. Я уже начала «кайфовать» от этого, ибо сама не матерюсь, а люди, умеющие вкусно его употреблять в речи, крайне редко встречаются. Кстати, Ден именно таков, хотя и его зашкаливало. Подавляющее же большинство матершинников просто не знают родного языка и забывают полоскать рты….
Тут же Ден углядел своего кореша, как оказалось, театрального то ли осветителя, то ли звукорежиссера, с непонятно-подросткового возраста девицей. Оба были уже пьяны, а выпитая вместе с нами водка окончательно добила девицу, которая банально свалилась со скамьи и улеглась на грязном полу возле стола. Ден, который, как и я, никогда не отключал голову в подпитии, обнимался со своим другом, клялся в дружбе и договаривался о скорой встрече «как-нибудь еще». А я шестым или двадцать пятым чутьем понимала, что он просто тянет время и постоянно держит меня и мое настроение в поле зрения.
Народу еще прибавилось, дым коромыслом усиливался, пивные кружки-стаканы и стопки водки только и делали, что мелькали мимо меня в руках официанток. И от конфуза абсолютно непривычной для меня обстановки, я просто сидела и наблюдала, иногда только присоединяясь к тостам Дена.
Время перевалило уже за полночь. Я пообещала Дену, что пойду ночевать к нему, поскольку он жил в трехкомнатной квартире, а семья уехала отдыхать. И я бы могла спокойно выбрать место для сна. Немножко обескураженная таким предложением, за которым проглядывала то ли двусмысленность, то ли просто проявление дружбы ради полноценного времяпрепровождения в «Цинике» допоздна, я согласилась. Тем более знала уже, что к нему постоянно заваливаются гости самых разных возрастов, обоих полов, и постоянно ночуют в разных составах. Так что такого странного, если и я до открытия метро перекочую к нему?
Но, честно говоря, меня это очень смущало, ибо никогда не умела дружить с мужчинами. А Ден только и делал, что дружил с женщинами.
Время за полночь. До его дома идти пешком от Исаакиевской около получаса. Но это Васильевский остров, а значит надо успеть перейти мост Лейтенанта Шмидта. Мы выбрались-таки из бара и вышли в чудную летнюю ночь в самом сердце Питера. Проезжающих машин в тщательно охраняемом центре города практически не было, зато припаркованных на всех возможных стояночных местах — как цветов на клумбах перед Исаакиевским.
Проходя мимо «Англетера» мы повстречали другой транспорт. Две грязные девицы с сигаретами в зубах сидели верхом на огромных измученных лошадях и очень медленно оттесняли редких прохожих на узких тротуарах, выпрашивая деньги «на сено лошадкам». До боли сочувственно относясь к лошадям и со страхом к их мучительницам, я уже прокручивала в голове, как будет реагировать на их приставания Ден. Я не знала его настолько близко, а к тому же в нем булькало изрядное количество водки. Он был просто наэлектризован атмосферой «Циника», сильно возбужден алкоголем, по дороге изрыгал фонтаны чрезмерного красноречия и комплиментов мой адрес:
— Алка, ты такая наша! Ты настоящая питерская! — почти кричал он посреди Исаакиевской мне в ухо, потому что обнимал меня за плечи и его голова возвышалась над моей.
И вот этот фонтан повстречал девиц, которые легко могли пришпорить лошадку и заставить ее лягнуть несговорчивого прохожего (о чем много тогда писала городская пресса). Вымогательницы обратились и к нам подать денег «на корм лошадкам». И я с удивлением наблюдала, как Ден искренно начинает шарить по карманам и совершенно по-свойски, дружески говорит девицам:
— Девчонки, вот остались двадцатка и мелочь, уж извините. Надо еще сигареты купить, держите только мелочь, ок? Не в обиде? А то в «Цинике» все спустил, не серчайте…
И в таком духе еще пара фраз… Девицы, расплывшись в улыбке, пропускают нас, слегка пришпоривая коняшек, и желают удачи Дену, подмигивая……
Даже тут, за одну минуту, он умудрился покорить видавших виды ночных «рейдерш».
Мы прошли через мост, полюбовались Невой и спустились к сфинксам. Ден тоже любит это место — здесь прошли его детство и юность. Это понятно. А я — лет с 15, когда смотрела фотографии и слайды, а потом показывала и рассказывала студентам историю культуры, в том числе Египта и немного — Питера. Каждый год, приезжая в Питер, приходила сюда, как и все туристы, уже тогда, видимо, предчувствуя, что с этими сфинксами, знавшими Моисея (!), у меня будет связано и свое, очень важное, личное…..
Мы сидим с Деном на ступеньках между сфинксами, он рассказывает о своих здешних школьных посиделках с друзьями и одноклассниками. Я не решаюсь выкинуть окурок в Неву, а он меня смело утешает — это же органика, через две недели от окурка в воде ничего не останется. Все-то он знает! Наконец встаем и идем к нему домой.
Такого беспорядка я не могла представить даже в бомжатских квартирах. Дверь открывалась прямо в кухню, потому как бы с порога я увидела в метре от себя огромных размеров стол, практически идентичный циниковскому. Немытые чашки, ложки, ножи, пепельницы и пепел — где вместе, где по отдельности, — объедки, окурки, бутылки и полуоткрытые банки, кульки и пакеты, жутко грязный пол, огромные персидские коты с текущими глазами, полуобрушенный потолок (заделка для грядущего ремонта), покрытые патиной грязи стены…..Старая питерская квартира… Полное отсутствие порядка компенсировалось идеально чистым детским рожком посреди всего этого безобразия на столе. Как напоминание: не забывай, папа! и — не забывайся, Алла!…. Было совершенно понятно, что этот погром отнюдь не следствие отсутствия женщины в квартире в последние дни, а давно принятая норма жизни… Правда, детская комната так мне и не была показана, ибо она оставалась чуть ли не стерильной. Там Ден сам мыл пол, входил босиком, там было просто детское святилище. В другой маленькой комнате было царство, вернее, хаос техники. Компьютер, огромные сверхмощные колонки, стойки и полки с дисками, музыкальный центр, собранный из разнокалиберных составляющих, развалюха стул а-ля офисный, грязная табуретка, свернутый на полу матрас, рюкзаки, зимние вещи на тумбочке и вешалках, какой-то типа сервант с книгами….
Здесь Ден меня сразу же попытался погрузить в море своих интересов, но все-таки предпочел просто включить какую-то музыку. Мы вернулись в кухню, закурили, что-то выпили еще… Я умирала спать. Его огромные глазищи тоже стали красными. Все-таки количество алкоголя в крови было изрядное, хотя и ввело Дена в довольно привычное для него вечернее состояние.
Он мне дал полотенце и футболку-тельняшку, я отправилась в душ, гадая, где же он меня уложит спать — неужели на этом матрасе в маленькой комнате?…
Из душа я попала в третью, большую комнату. Она действительно была довольно большая по метражу. Вся обстановка, состоявшая из уже разваливающейся советских времен мебели прекрасно опоясывала стены комнаты, оставляя центр весьма просторным и даже пустым. А в глаза в первую очередь бросились картины, как потом я узнала, написанные его мамой, и многочисленные полки с книгами, составленные в стеллажи. Кастанеда перемежался с Чеховым, Кафка с подписными изданиями советских времен, Булгаков с современными модными авторами типа Мураками… У противоположной стены стоял раскрытый жутко старый продавленный диван с только что постеленной неглаженной простыней не первой свежести, хотя и чистой. В изголовье у окна стоял закрытый стол-книжка с обыкновенной настольной лампой. Большой свет Ден уже выключил, а под лампой лежал томик Сент-Экзюпери. В ногах дивана на низкой тумбочке стоял большой телевизор, а возле него на полу видик. Ден явно уже волновался и суетился, примолк и при мне же вставлял кассету с документальным фильмом про Африку, в котором не было слов, только красивая музыка и прекрасные пейзажи и животный мир далеких жарких стран.
— Особо у меня спать негде с удобствами, поэтому, если не возражаешь, завалимся на диван. Ты как, к стеночке? — он изо всех сил старался быть просто хозяином квартиры, любезным с гостем.
Я забралась к стеночке, укрылась единственным одеялом. Ден улегся рядом. И мы стали смотреть фильм, потихонечку говоря о самых разных вещах. В один из моментов он даже взял Сент-Экзюпери, чтобы подтвердить цитатой какую-то свою мысль. Но я уже мало что соображала. Был третий или четвертый час ночи. Для меня прошел такой необычный и напряженный вечер — совершенно непривычный в моем жизненном режиме и пространстве. Явно больше водки, нежели обычно пью (правда, в «Цинике» я старалась не пить целыми стопками — просто чтобы не напиться, да и деньги Дена экономила), красивая прогулка и вечер с таким неординарным парнем — все это меня сморило. Глаза закрывались сами собой. Я то дремала с открытыми глазами, то ждала последствий любого движения Дена. Внутренне напряжение вот-вот готово было вылиться в одно из двух русел — либо полностью выключить организм и ввести его в глубокий сон, либо…
Я выбрала второе. Сняла очки, подняла руку, чтобы выключить свет и обняла Дена. Губами потянулась к нему. И все… Он вспыхнул как от электрической розетки, ибо только и ждал этого момента. Просто обрушился на меня…
Потом я уже поняла, что он ждал и боялся этого еще с первого нашего с ним похода в «Циник». Боялся не того, чем это грозит его семье, а того, что я могу вообще не подать и надежду на заинтересованность…
А еще раньше Ден и помыслить себе не мог никакого не то что романа, но даже какой-то тусовки или близкой дружбы со мной. А все потому, что серьезный вид в обычной обстановке придает мне излишнюю строгость и создает ощущение полной недоступности. Когда-то в юности мне об этом говорили, и я приучала себя специально чаще улыбаться. Но, видимо, это отнюдь не всегда срабатывало.
Ден посмотрел на меня другими глазами в первый наш вечер в баре и понял, что я вполне земная, и что между нами нечто может случиться. Он разволновался, поскольку с тех пор как женился, не изменял жене никогда. Но, как говорится, слово не воробей. Кого эти опасения когда-либо останавливали? И мы встретились во второй раз….
Я же, прокручивая в последние дни вероятность романа с ним, тщательно прислушивалась к себе, чтобы не дай Бог не влюбиться. Сердечных проблем из-за женатого мужчины я безусловно не хотела, но приключение в виде тайного романа с Деном в общем устраивало.
На фоне очаровательных подруг я обычно проигрывала по части привлечения внимания мужчин. Тут же на меня явно не просто так обратил внимание настоящий женский кумир. Это было тем более удивительно, что нашему милому знакомству было уже больше года, а даже «покушений» на какое-то сближение между нами не происходило ни разу.
С того дня я каждый вечер приезжала к нему, а под утро не могла заснуть до тех пор, пока не проводила тщательный анализ своих чувств. Все в порядке, решала я про себя, и, если получалось, то засыпала. Но чаще не могла спать… Постоянное возбуждение от происходящего не давало покоя. Пожалуй, только в метро позволяла себе закрывать глаза и погружаться в полудрему-полугрезу. Понимание близкого и неизбежного окончания приключения даже как-то успокаивало, поскольку я не привыкла жить в постоянном стрессе, как Ден. Он по сути своей бродяга, странник, искатель приключений. А я домашняя, спокойная, совсем не тусовочная, больше наблюдатель…
Каждый день теперь около десяти часов вечера Ден звонил мне и говорил замечательно-вежливую и такую родную фразу:
— Приезжай, я буду рад тебя видеть.
И я ехала. И каждый раз все начиналось с того, что мы сидели в хаосе его кухни, выпивали, даже покуривали травку (он впервые дал мне попробовать эти ощущения), курили, слушали музыку, и я выслушивала в разной степени эмоциональности монологи Дена обо всем на свете, что приходило ему в голову или волновало в тот день. Помню, после хорошей порции рома, с зажженной сигаретой и с выпученными огромными черными глазами он стоял передо мной и в жутком возбуждении от возмущения буквально кричал о том, как посмел Далай-лама, кажется, 17-й, проповедовать собственную святость, в то время как он сам то ли был солдатом, то ли имел много наложниц?! Уж не помню точную вину Далай-ламы, но в ту минуту я жутко хотела закрыть рот Дену поцелуем и увести его из кухни. И каждый раз я почему-то сидела на кухне до тех пор, пока он сам не замолкал и не уводил меня в постель. Зачем я ждала? Не знаю.
Ден включал музыку — почти всегда Омару Портуондо. Я впервые ее услышала у него. И с тех пор полюбила на всю жизнь. Омара Портуондо — свидетель наших незабываемых ночей и моих глупых утренних размышлений…
А еще мы по ночам смотрели фильмы, как-то пересмотрели сразу почти все серии популярной в тот период Масяни. Почему-то это милая дурь очень возбуждала…
Как-то Ден поставил фильм Гая Риччи на английском языке, чтобы показать мне какой-то полюбившийся фрагмент. Но поставил фильм сначала. Я сидела на постели, опираясь на стену, и Ден просто лег передо мной, положив мне голову на грудь. И начал синхронно переводить весь фильм. Полтора часа без перерыва он говорил — переводил фильм Риччи, где герои не замолкали ни на минуту. Он говорил, а я не понимала ни слова, просто замерла от такого поразившего меня в ту минуту доверия. Мужчина был совершенно расслаблен и уверен в том, что его принимают, он наслаждался своим умением переводчика, одновременно кайфовал от фильма, гладил мои ноги и грудь…. Фильм кончился, Ден был ужасно горд тем, что сумел впервые в жизни синхронно перевести такой трудный и быстрый текст. Но демонстрировал эту гордость недолго, потому что повернулся ко мне….
В середине сентября наш отдел организовал очень важную, масштабную международную конференцию, для чего был снят отель в Ольгино на 3 дня. В сумме было участников и организаторов больше 100 человек. На две ночи и нам, сотрудникам отдела, организовавшего мероприятие, сняли недорогие номера. Но со строгим наказом, выходить утром на работу раньше всех и ложиться позже всех. Меня разместили в одном номере, разумеется, с Анной.
Первый день подходил к концу. Мы с Деном не перемолвились и словечком — было некогда, да и не о чем. Просто поздно вечером он подошел ко мне и сказал, что водитель скоро едет в город, мы едем с ним.
Я предупредила Анну, что не буду ночевать в номере и по-тихому слиняла к шоссе, где уже стояла машина и ждал Ден.
То ли от усталости и волнений первого дня конференции, то ли от полетов машины на большой скорости по изгибам дороги, мне вдруг стало плохо. Срочно понадобилось остановиться. Я выскочила из машины и отошла на несколько шагов к дереву, уже морально подготовившись к тому, что меня сейчас основательно вывернет. И тут чувствую руки Дена, обнимающие меня за плечи; и перепуганный его голос… Все как рукой сняло! Я вздохнула несколько раз поглубже, и мы снова сели в машину, тесно прижавшись друг к дружке. Водитель подвез нас прямо в центр, к «Цинику».
Что там творилось! Это была ночь с субботы на воскресенье. Свободных мест совершенно не было. Зато тут же сквозь смог курева и курева, курева и курева, ор «Ленинграда» и звон пивных кружек мы почти сразу услышали приветственный клич целой компании. Несколько человек за одним длинным рубленым столом приветственно закричали Дену и замахали руками, стали двигаться и тесниться на грубых скамьях, и мы прекрасно уместились.
Не знаю, что так перевозбудило и разозлило Дена, но он резво начал опрокидывать стопку за стопкой, что-то кричать из-за стоящего грохота не слышащим его соседям, дергаться и пытаться что-то вытащить из своего верного рюкзака с миллионом висящих ремешков, шнурков и веревочек. Наконец выдернул какую-то вещь, оказалось — брюки, его несгораемые брюки в стиле милитари, тоже с бесконечным количеством карманов и ремешков. И прямо посреди танцующей и пьяной оравы, изображая танец вместе с глубоко нетрезвой и явно обкуренной девицей, больше напоминающий конвульсии или судороги, Ден начал стягивать с себя брюки.
Он ненавидел все, что связано с костюмами, пиджаками и прочими знаками буржуазного кежуал, а тем более — официоза. Даже в гардеробе у него отсутствовала подобная одежда. Но начальница ему в приказном порядке велела работать на международной конференции в приличном виде. И он, бедняга, был вынужден надеть самое приличное, что нашел у себя — какие-то шерстяные, явно зимние, мешковатые, в непонятной эпохе сшитые и купленные брюки никакого мышиного цвета. Я еще днем обратила внимание, до чего нелепо он смотрелся в этих мешках на ногах и в клетчатой рубашке, до чего неуютно ему было в этой «официальной» униформе. Оказалось, что он предусмотрел вечерний и ночной отдых от серых брюк и взял с собой свои любимые милитари.
Другого места для переодевания он не нашел. В отеле ему не сняли номер — не положено переводчику… В машине не успел — из-за моей проблемы в дороге. И вот только в своем любимом баре и угаре, без всякого стеснения и оглядки, посреди полусотни народа он стащил ненавистные брюки и надел милитари. Видимо, от этого ему полегчало, прошла даже некая злость во взгляде, хотя мне казалось, что какой-то надрыв в настроении остался.
Постепенно местный угар переходил в апогей, я старалась ни во что не вмешиваться и тихо сидела между его бушующими друзьями. Больше буйствовали, орали и пьяно извивались в проходах между столами девицы. А мужики пили и что-то друг другу орали и доказывали. Только один, сидевший рядом со мной потягивал себе тихо пиво и не испытывал потуг к дебоширству. Судя по отношению к нему Дена, это был его близкий друг. Вероятно, так и было, потому что когда мы уже собирались уходить, он почти шепнул мне на ухо: «Берегите Дена».
А в это время уже многие либо разошлись, либо засыпали прямо на столах и скамьях, либо вообще рядом с ними, и из динамиков неслись не маты и надрыв Шнура и его команды, а песенка из мультика про облака — белогривые лошадки….
Ден вытолкнул меня из бара с, как мне показалось, даже облегчением. Я так и не поняла, что с ним творилось, но на свежем воздухе увидела, что он как обычно нисколько не опьянел. А время уже было за 2 часа ночи. Метро закрыто, куда мы денемся — я не знала и не спрашивала. Мы просто быстро шли, крепко прижавшись друг к дружке и целуясь, когда встречались взглядами.
Подойдя к Неве, Ден спустился по ступенькам к одной из многочисленных пристаней. Там стояли два-три маленьких катера в ожидании туристов. Он тихо поговорил с капитаном одного из них и позвал меня. Тут же подбежали еще две пары отнюдь не иностранных туристов, и катерок понес нас тихой звездной ночью по черной Неве в окружении огней разведенных мостов и набережных…. Это, наверное, самое романтическое в моей жизни ощущение и воспоминание. Мы с Деном стояли у бортика катера, обнявшись и не отрывая губ друг от друга.
Катерок донес нас до наших сфинксов, моих любимых вечных свидетелей…. Дома мы провели одну из самых страстных ночей, если вообще можно выделять какую-либо из того романтического месяца….
Утром мы добрались до Ольгино вовремя — исключительно благодаря моей обязательности. Ибо Дена растолкать и поднять было невообразимо трудно. Он вообще оказался «совой» на двести процентов. Похоже, никто и не заметил нашего исчезновения и совместного возвращения. А мысли насчет второй ночи пока еще не успели меня посетить.
Но как всегда Ден все устроил. Его обожаемая подруга Рут, замечательная израильтянка, которая также приехала принять участие в конференции, собралась вторую ночь гульнуть в Питере. Она неплохо в нем ориентировалась в силу частых визитов по работе, и знала, чего хотела. Они с Деном обожали друг друга, как всегда, невзирая на то, что она лет на 15 лет старше него. Рут просто отдала Дену ключ от своего номера-люкс, который мы (организаторы конференции) сняли специально для VIP-гостьи.
Так что вновь я предупредила Анну о своем отсутствии, и мы с Деном провели шикарную ночь в шикарном номере-люкс совершенно бесплатно. Единственным недостатком оказался дикий холод, поскольку в сентябре еще не включено отопление даже в номерах для иностранцев. Понятное дело, мы его ощутили только под утро. Но Ден спал как убитый и даже не слышал, как я утром ушла в свой номер переодеться. А я уходила, громко стуча зубами от холода….
По окончании конференции все разъехались по домам или аэропортам-вокзалам. А я к ночи опять услышала в телефонной трубке любимые слова «буду рад тебя видеть» и снова рванула на Ваську.
Спустя несколько дней, утром, закрывая дверь за мной дверь, Ден сказал: «Завтра возвращается жена с дочкой».
— Да я знаю! — отрезала я и убежала вниз по лестнице.
Так вот резко все кончилось. Потом я иногда проходила по офису за спиной у Дена, сидевшего у соседнего компьютера, и гладила его по голове, или шее, или плечам. Но мы больше не говорили о том, что было.
А я все сильнее и сильнее любила его. Поняла, что люблю, когда мы перестали встречаться. И все мои утренние анализирования полетели в тартарары… Как же я стала кусать себе локти, что так тщательно предохранялась! Как я страстно стала желать хотя бы еще одной, всего одной ночи с ним, чтобы она не прошла бесследно!
Поняла, что надо сказать ему. Набралась храбрости и как-то шепнула на ушко, чтобы мы встретились после работы в соседней кафешке.
Пришел. Пока он ел — как всегда, как пылесосом втягивал в себя за секунды все, что на тарелке, — я и сказала, что люблю.
Эх, как погрустнел Ден в один момент. То ли не ожидал, то ли наоборот — боялся, как неизбежного… Снова провел ладонью по всему лицу и почесал нос. Что-то начал бормотать про то, что с ним вообще нельзя никому жить, в идеале — забрал бы дочь и жил бы только с ней вдвоем… В общем, все это бесполезно и очень жаль.
А что еще я хотела услышать?
— Ден, прости меня за то, что все было именно так. Прости за то, что я не открылась тебе навстречу, что постоянно жила эти дни и ночи с чувством облегчения, что не влюблена, что это просто приключение, просто секс… Все было бы гораздо искреннее и честнее… Если бы я поняла сразу, что не смогу больше без тебя!…
Он удивился, потому что вообще не представлял себе, что наш роман в принципе возможен, что нам будет так хорошо вместе….
Ничего не найдя больше сказать, я его отпустила со словами:
— Иди, Ден. Я ничего не требую и не буду требовать от тебя. Просто знай, что ты мне всегда нужен.
Потом он стал реже появляться в офисе, поскольку близился конец года, мероприятий почти не было, переводить было некому. А когда в декабре приехала боссша, чтобы переформировать бюджет и, в конце концов, меня уволить за ненадобностью, то пришел и Ден.
Я его попросила нарезать мне из Интернета диск с Омарой Портуондо, поскольку обошла несколько музыкальных магазинов, включая Пушкинскую, 10, и нигде не смогла ее достать.
Он специально пришел в офис в мой последний день и сделал мне диск. Я не могла смотреть на него… Через перегородку между столами он протянул мне диск, я натужно-радостно поблагодарила, не глядя ему в лицо.
Пока собирала свои вещи со стола и из ящиков, он сидел спиной ко мне за чужим компьютером. Я прекрасно чувствовала, что он не смотрит в монитор, а слушает меня и ждет.
Когда я встала уже за пальто, он все же поднялся и предложил мне помочь его надеть. Я как ужаленная отскочила от него, потому что из глаз просто выбрызнулись слезы. Ведь понимала, что больше не увижу его, а любила все больше и все мучительнее.
Я продолжала дружить с Анной, которая мне и рассказывала новости про остатки нашего отдела и, конечно, про Дена.
Ольгу уволили вместе со мной. Остались только Анна как единственный специалист по делу и любимчик Феликс, поскольку без него боссше было никуда. А две дамы в дальнем кабинете так и остались там сидеть, поскольку выполняли какое-то важно социологическое исследование. Ден стал все реже бывать в офисе, иногда даже отказывался переводить начальнице, работы в целом стало намного меньше. А через полтора года отдел вообще сошел на нет. Его расформировали.
С Анной моя дружба тоже угасла, но это отдельная история.
Я уже не так болезненно вспоминала наш роман и свою опоздавшую любовь к Дену. И даже снова влюбилась. На сей раз я поняла, что влюбилась, в самом начале нового романа. Но и этот роман оказался с каким-то изъяном.. Мой объект был ровесником, очень высококлассным специалистом, востребованным в какой-то засекреченно-морской сфере. И эта супер-работа требовала постоянного пребывания моего любимого в Лондоне. Поэтому у нас больше получился виртуальный роман, роман в переписке по интернету. Редкие встречи в Питере оказывались настолько редкими и настолько меня не насыщали любовью, а скорее просто вампирически высасывали мои душевные силы, что я понимала, что эта любовь — ошибка. Я знала, что уже ничего путного и не получится, что человеку ничего кроме работы и возможности быть объектом внимания с моей стороны и не надо. Я точно знала, что он не изменяет и не ищет там себе приключений просто в силу своей чистоплотности. Но от этого не становилось легче. Моя любовь не находила никакого выхода, выхлопа. Из-за этой мучительной страсти потеряла чудного мужчину, который меня полюбил…
А когда любимый приехал в Питер и никак не мог встретиться со мной в течение целых двух недель, я поняла, что надо заканчивать эту пытку. И после корявого телефонного разговора наш роман закончился. Хотя мои мучения продолжались еще довольно долго, и я ничего не могла с собой поделать. Зато пока нашла жениха в Норвегии.
Звонок. В трубке слышу тихий голос:
— Ал, привет. Это Ден. Помнишь такого?
Мир не перевернулся и не рухнул в один момент. Я просто жутко обрадовалась. Как будто давно потерянный, но очень любимый родственник вернулся ко мне этим звонком. Ден попросил встретиться, поговорить о чем-то.
Зная со слов Анны о том, что он полностью ушел из нашей бывшей общей организации, ударился в какие-то случайные заработки, я первым делом подумала, что поговорить ему надо о работе. Тем более, мог знать через Анну, что я как раз и задействована в кадровой сфере.
В тот же вечер и встретились. Снова был конец лета, только тремя годами позже.
В вестибюле метро Маяковская он меня окликнул — сидел на корточках у стены, я и не заметила. В своих любимых милитари, снова в тельняшке и каком-то непонятном свитере сверху. С небольшой щетиной. И все с теми же огромными черными глазами, которые, как мне показалось, стали еще более грустными. Почему-то вспомнилась вековечная боль и тоска, которая видна в глазах старых мудрых евреев….
Впрочем, это все мелькнуло в сознании буквально на доли одной секунды. Меня сразу же охватила какая-то двойная радость, больше похожая на эйфорию. Во-первых, от того, что вижу Дена, а во-вторых, потому что не мучаюсь любовью к нему и могу свободно с ним говорить, смотреть на него открыто, даже дотрагиваться. Машинально прошли турникеты и встали на эскалаторе лицом друг к другу. Он немного натянуто, но все же радостно на меня посматривал, а я не удержалась и погладила его по щеке, по его вечной щетине.
Было так приятно, но Ден как наэлектризованный шарахнулся от моей руки. И тут же стал как всегда единым словесным потоком выкладывать что-то о том, что на днях ушла жена вместе с дочкой, что буквально выгнал ее, что-то такое сказала, что полгода последние отдельно жила в комнате, а теперь и вовсе ее выставил. И так далее и тому подобное… Все это успел выложить, пока спускался наш эскалатор. Я лишь поняла из его состояния, что он сейчас находится в некотором шоке от распада семьи, и ему просто понадобилось выговориться. Только про себя я как всякая нормальная женщина слегка удивилась и немного была польщена тем, что именно меня он выбрал для этой цели, а не кого-либо из своих миллионов друзей обоего полу.
Приехали на нашу Ваську и пошли не задумываясь по пешеходной линии. Дена уже несло; он выговаривался обо всем подряд. О фильмах на афишах, мимо которых мы проходили, о бывших коллегах, о том, как его разочаровала наша суперинтеллигентная Анна, как боссша сошла-таки с ума после того, как и ее уволило ее израильское начальство, обо всем, кроме главного. Но мы шли, и тогда вместо того, чтобы остановиться в каком-нибудь баре или кафешке, Ден позвал зайти к нему покормить все тех же несчастных своих котов. Теперь ведь он один был за них в ответе.
Поскольку я снова тщательно прислушивалась к себе и не уловила никаких тревожных симптомов, то легко согласилась. Ведь котов-то и впрямь жалко…
Дома у Дена почти ничего не изменилось. Все тот же бардак в кухне, та же сиротская неухоженность по всей квартире. Только из ванной, куда я зашла помыть руки, исчезла стиральная машина, а в большой комнате на видном месте лежала большая груда жутко мятого постельного белья. Как прокомментировал хозяин — жена перед уходом и увозом стиральной машины перестирала, но не успела (или не захотела) погладить.
Я уселась в старенькое продавленное кресло. Ден пока колдовал с большой бутылкой для закуривания травки (кажется, она называется бульбулятор? не знаю точно). По-прежнему курил ее. А вот пить почти бросил. «Тревожный звоночек…» — подумала я про себя.
Пока же расспрашивал про мою жизнь. Мне было что рассказать — про новую работу, про то, что собираюсь замуж за норга, но домучиваю переживания по отечественному неудачному роману. Что у меня нормальная работа, что все в порядке.
Ден присел на корточки возле меня, попыхивая травкой. Предложил настойчиво, я вдохнула разок, но не ощутила никакого вкуса. Я ждала, что скажет. Видимо, сейчас вот и начнет рассказывать…
— Не знаю, с чего начать, — промямлил он, волнуясь.
— Как всегда — начинай с главного, — попыталась я подбодрить Дена шуткой. Он секунду промолчал. И выдал то, чего я меньше всего ожидала:
— Алка, я ТОЖЕ тебя люблю! Я ТОЖЕ не могу без тебя! Ты мне ТОЖЕ нужна всегда и больше всего на свете!
…
Я полагала, что он как-то будет просить прощения (хотя — за что?), возможно предлагать начать все сначала. А еще предполагала, что просто начнет рассказывать о том, как у него не складывается судьба, про жену расскажет…. Но вот так, просто продолжить тот диалог, который мы закончили три года назад, с тех же самых слов! Как будто это мое объяснение было вчера, а сегодня он подумал, выгнал жену и понял, что ТОЖЕ меня любит!…
Но поверила каждому слову. Его глаза не лгут, и моя интуиция не обманывает. Из меня просто стала выплескиваться такая нежность к нему! Ден крепко сжал мои колени и стал неотрывно смотреть мне в глаза, чего не делал за весь этот час нашей встречи. А я все гладила и гладила его голову и щетину, просто утопая в блаженстве от его глаз и нежности, которую испытывала в этот момент.
Уже не было любви, не было страсти, не было необходимости и желания страдать по нему. Было огромное облегчение и нежность… Ден попросил меня снять очки, чтобы видеть мои глаза, но сразу же стал целовать. И куда мне было деться? И что мне было делать? Оттолкнуть его? Обидеть? Зачем? Я понимала, что для меня это просто радость возвращения, но никак не вновь вспыхнувшая любовь. А он любил, сильно любил, я это чувствовала всей своей аурой и интуицией.
Он поднял меня с кресла и сжал в объятиях. Мы стояли и целовались, и он говорил, говорил, говорил, целовал и говорил. Он не мог забыть меня. Он любил меня все эти годы. Он любит только свою жену и меня (хм…я тут притормозила свою эйфорию), не мог забыть, что у нас было, моих слов, моей смелости, что сказала о своей любви, что он многому научился в любви за эти годы. Хотя так и не смог ни с кем больше спать, кроме жены. Один раз попытался изменить жене, но не смог из-за меня. Он пробовал и многие другие вещи, чтобы понять, что чувствовала к нему я. Он научился не сдерживать себя в любви и сексе, как я его просила тогда, он хочет только меня и жену, любит меня. Жены уже нет, и хотя он ее любит, но меня он любит давно и навсегда……
И весь этот полубред он нес, постоянно целуя и по-прежнему держа меня в объятиях.
Так продолжалось часа полтора, может два…. Я не знала уже что думать, понимала, что что-то есть в этом надрывное, что-то неестественное для меня, что так не должно быть. Но и должно быть! Он меня любит! И я прямо могла проследить уже минуту за минутой, как ко мне возвращалась любовь.
Мы так и стояли обнявшись. Поскольку я была совершенно не готова к столь стремительному повороту событий, то должна была вернуться домой. Но Ден даже слушать не хотел об этом. Он и говорил, что не отпустит меня, и действительно не отпускал от себя.
Да я и сама уже понимала, что никуда не смогу уйти от него.
Только для звонка домой он дал мне свободу действий. А потом снова меня обнял и продолжил целовать… Теперь уже очень медленно просунул свою руку мне под блузку и провел по спине. При этом поцелуи и слова о прощении и любви продолжали литься….. Сколько часов это уже длилось? Я не могла сориентироваться…..
В эту ночь не было былой страсти. Был долгий-долгий разговор о любви, обмен пережитым и набранным жизненным и любовным опытом. Занятия любовью перемежались размышлениями и воспоминаниями, интересными нам обоим, о Питере, о книгах, о фильмах… Все было вполне в духе жадного до всего нового Дена. Даже столь наивный и романтичный, и в то же время трудный вопрос прозвучал:
— Ты о чем мечтаешь в жизни?…
Как обычно — уж так у нас с Деном повелось несколько лет назад, — утром он не мог никак проснуться. Идея насчет позавтракать вместе или хотя бы выпить кофе не смогла его поднять. И я отнеслась к этому достаточно терпимо. Сама выпила кофе, сама оделась и собралась уходить.
Ден рассказывал, что в ближайшие дни решается вопрос о его временной работе на летний сезон где-то в пригороде. Меня все устраивало. Я не хотела торопиться так круто менять свою жизнь. Ведь меня ждала любимая Норвегия и прекрасно ко мне относящийся человек. Поэтому всему свое время. Главное — я знала теперь, что Ден любит меня.
Я сказала ему на ушко, чтобы потом не забыл закрыть за мной дверь, когда встанет. Поцеловала и ушла.
Я пела! Как мне было хорошо от любви! И какое счастье избавиться наконец-то от этих нудных мучений по предыдущему мужчине!!! Ден меня вылечил от него в одну ночь!
Я могла летать, невзирая на то, что спустилась в метро!
Вечером Ден наконец-то позвонил:
— Ты меня спрашивала, о чем я мечтаю! Я забыл сказать главное — я мечтаю полететь в небо!
Я засмеялась и потребовала подробностей об этой мечте при встрече.
— Да-да! Пока, целую!
Еще через пару дней Ден позвонил, сказав, что уезжает-таки на работу на 1,5 месяца и позвонит, когда вернется.
Как он мне облегчил этим звонком боль повторной утраты!
Ибо я ждала его возвращения, и была просто счастлива этим ожиданием. А потом его все не было и не было. И счастье сменилось ожиданием, ожидание — сомнением и удивлением, удивление — разочарованием, разочарование — равнодушием.
Прошло уже несколько месяцев, и как-то решила позвонить ему сама. На вопрос «Чем занимаешься?» он суетливо-тихо ответил, что бежит к отцу, уже на пороге… Потом позвонит. Что по интонации означало — не позвоню.
И на этом все кончилось.
Позже я узнала, что вернулась жена, что они снова вместе. И у меня снова были какие-то романы, уже и предстоящий брак расстроился, случились новые переживания…
А «Циник» все-таки закрыли.
Когда пару лет назад впервые в Питер приехала Омара Портуондо с BuenoVista Social Club, я купила билет на самый последний ряд балкона. Полтора часа счастья… Слезы лились не переставая. Но я подпевала великой женщине, поскольку знала каждую ноту и даже помнила некоторые слова.
P.S.
Я улыбаться перестала, Морозный ветер губы студит, Одной надеждой меньше стало, Одною песней больше будет. И эту песню я невольно Отдам на смех и поруганье, Затем, что нестерпимо больно Душе любовное молчанье (А.А.А.)
3.03.2010